- Я могу понять интерес к Кимберли. Когда я вела свои исследования в Массачусетском технологическом институте, я любила разбирать что-нибудь наподобие Кимберли, чтобы выяснить, как она работает.
Как оно работает, мысленно поправила я себя. Иллюзия того, что Кимберли обладает интеллектом, была настолько реальна, что иногда я бессознательно слишком очеловечивала её.
- На самом деле, может быть, нам не стоит пытаться усилить защиту от взлома, - сказала я. - Возможно, мы могли бы извлечь из этого дополнительную выгоду. Мы можем рассекретить кое-что из API, и продавать комплекты разработок для вундеркиндов.
- Что ты имеешь в виду?
- Ну, Кимберли - игрушка, но это не значит, что только маленькие девочки будут заинтересованы в ней. - Я отказалась от попыток управлять местоимениями. – У неё, в конце концов, самая сложная в мире, работающая речевая библиотека.
- Библиотека, которую написала ты, - сказал Брэд. Ну, может быть, я и была немного тщеславна. Но я работала над этой библиотекой как проклятая, и заслуженно гордилась результатом.
- Будет обидно, если модуль обработки языка никогда не найдёт иного применения, кроме как быть начинкой куклы, про которую через год никто и не вспомнит. Мы можем рассекретить интерфейс модулей, по крайней мере, основных программ, а возможно даже кое-что из системного кода. Давай посмотрим, что из этого выйдет, а заодно заработаем на этом дополнительные доллары.
Я никогда не участвовала в научных исследованиях искусственного интелекта, потому что это вызывало у меня скуку, но мои амбиции простирались гораздо дальше, чем просто создание говорящих кукол. Я хотела, чтобы умные, умеющие говорить машины делали что-то полезное, например, учили детей читать или помогали пожилым людям в домашних делах.
Я знала, что в конце концов Брэд согласится со мной. Несмотря на серьезную внешность, он был готов рисковать и работать на перспективу. Вот поэтому я его и любила.
Я встала, чтобы убрать посуду. Его рука потянулась через стол и нежно обхватила мою.
- Это может подождать, - сказал он. Брэд обошел вокруг стола, прижал меня к себе. Я посмотрела ему в глаза. Я любила его и знала настолько хорошо, что всегда могла определить, что он собирается сказать, прежде чем он это сделает. Давай сделаем ребенка, я представлял себе, как он это скажет. Это были единственные слова, подходящие для того момента.
Так он и поступил.
Я не сплю, когда Брэд заканчивает расспросы о ресторанах и поднимается наверх. В моём одурманенном состоянии даже притворяться слишком сложно.
Брэд хочет пойти в пиратский музей. Я говорю ему, что я не желаю видеть ничего, связанного с насилием. Он сразу же соглашается. Это именно то, что он хочет услышать от своей идущей на поправку жены.
Так что теперь мы бродим по галереям Музея Пибоди в Эссексе, разглядывая старые сокровища Востока, наследие славных дней Салема.
Коллекция китайского фарфора ужасна. Непростительно называть «искусством» чашки и блюдца. Экспонаты выглядят так, будто разрисованы детьми. Судя по пояснительным надписям, кантонские купцы вывозили всё это для внешнего потребления. Они никогда бы не стали продавать подобные вещи в самом Китае.
Я прочитала заметки, оставленные иезуитским священником, посетившим в давние времена кантонской магазины.
«Мастера сидели в ряд, каждый со своей собственной кистью и рисовальными принадлежностями. Первый рисовал только горы, следующий только траву, следующий только цветы, а следующий только животных. Они как по живой цепочке передавали тарелки от одного к другому, и каждому человеку требовалось всего лишь несколько мгновений, чтобы выполнить свою часть работы».
Таким образом, эти «сокровища» на самом деле были продуктом масштабного производства дешевого экспорта на древней конвейерной линии. Я представляю, как они рисовали одну и ту же травинку на тысяче чашек в день, снова и снова повторяя одну и ту же процедуру, возможно, с небольшим перерывом на обед. Протяните руку, возьмите чашу перед вами левой рукой, опустите кисточку, один, два, три мазка, поставьте чашку позади вас, прополощите кисточку и повторите процедуру. Такой вот простой алгоритм. Это так по-человечески.
Мы с Брэдом спорили в течение трех месяцев, прежде чем он дал согласие на производство Эми, просто Эми ™.
Мы сражались у нас в доме, где каждую ночь я выкладывала всё ту же сорок одну причину, почему мы должны это сделать, а он выдавал в ответ те же тридцать девять причин, почему мы не должны. Мы бились на работе, где люди могли видеть сквозь стеклянную дверь, как мы с Брэдом жестикулируем друг на друга, бешено и беззвучно.
Я очень устала в тот вечер. Я провела его, запершись у себя в кабинете, разрабатывая процедуры, которые должны справиться с непроизвольными мышечными спазмами Эми. Эту проблему необходимо было устранить, иначе Эми не будет выглядеть настоящей, независимо от того, насколько хороши алгоритмы её обучения.
Я подошла к спальне. Там не было света. Брэд ушел спать рано. Он был слишком вымотан. Во время обеда мы снова бросали друг другу всё те же доводы.
Он не спал.
- Мы всё ещё собираемся пойти на это? - спросил он в темноте.
Я присела на край кровати и стала раздеваться.
- Я не могу от этого отказаться, - сказала я. - Я слишком сильно скучаю по ней. Прости.
Он ничего не ответил. Я закончила расстегивать блузку и обернулась. В лунном свете, проникающем сквозь окно, я увидела, что его лицо было мокрым. Я тоже начала плакать.